Смотри, у этих окон наша молодость. В красном пластиковом кресле, в клетчатой рубашке нараспашку, открытой душой наружу, с кастрюлей манной каши на коленях и проскальзывающей безмятежностью в глазах. С чашкой чая, тапками-собаками и вишневым шиповником на подоконнике. С глупым Космо, от которого смешно и морщатся другие, но тебе интересно все о женской психологии, потому что интересно обо мне. Тебе можно с юмором о серьезном и всерьез шутить, можно менять меня и любить как есть, можно не стараясь быть лучшим. Тебе можно все. Смотри - это наша молодость, наше счастье, наше сейчас. Это мои двадцать четыре и твои двадцать восемь.
Этим словам еще безвозвратно рано, им бы сложиться через десять или пятнадцать, когда ностальгия мимо знакомых окон и пятый десяток на носу. Но на кадрах стоит дата осени две тысячи шестого года, с пометкой хранения 'бессрочно', и достаточно сказать сейчас, чтобы через десятилетия не вспоминать, а помнить.